Читать онлайн "Большая стрелка" автора Рясной Илья - RuLit - Страница 1. Стрелка большая


Стрелка Большая на карте России, где находится, расположение на карте, точное время

Австралия

Австрия

Азербайджан

Аландские острова

Албания

Алжир

Ангилья

Ангола

Андорра

Антигуа и Барбуда

Аргентина

Армения

Аруба

Афганистан

Багамы

Бангладеш

Барбадос

Бахрейн

Беларусь

Белиз

Бельгия

Бенин

Бермуды

Болгария

Боливия

Бонэйр

Босния и Герцеговина

Ботсвана

Бразилия

Британская территория в Индийском океане

Британские Виргинские острова

Бруней-Даруссалам

Буркина-Фасо

Бурунди

Бутан

Вануату

Великобритания

Венгрия

Венесуэла

Виргинские острова США

Восточное (Американское) Самоа

Восточный Тимор

Вьетнам

Габон

Гаити

Гайана

Гамбия

Гана

Гваделупа

Гватемала

Гвинея

Гвинея-Бисау

Германия

Гернси

Гибралтар

Гондурас

Гонконг

Гренада

Гренландия

Греция

Грузия

Гуам

Дания

Демократическая Республика Конго

Джерси

Джибути

Доминика

Доминиканская Республика

Египет

Замбия

Западная Сахара

Зимбабве

Израиль

Индия

Индонезия

Иордания

Ирак

Иран

Ирландия

Исландия

Испания

Италия

Йемен

Кабо-Верде

Казахстан

Камбоджа

Камерун

Канада

Катар

Кения

Кипр

Киргизия

Кирибати

Китай

Кокосовые острова

Колумбия

Коморы

Конго

Корейская Народно-Демократическая Республика

Коста-Рика

Кот-д'Ивуар

Куба

Кувейт

Кюрасао

Лаос

Латвия

Лесото

Либерия

Ливан

Ливия

Литва

Лихтенштейн

Люксембург

Мавритания

Мадагаскар

Майотта

Макао

Македония (БЮРМ)

Малави

Малайзия

Мали

Мальдивы

Мальта

Марокко

Мартиника

Маршалловы о-ва

Мексика

Мозамбик

Молдова

Монако

Монголия

Монтсеррат

Мьянма (Бирма)

Намибия

Науру

Непал

Нигер

Нигерия

Нидерланды

Никарагуа

Ниуэ

Новая Зеландия

Новая Каледония

Норвегия

Норфолк

о-в Мэн

о-ва Питкэрн

о-ва Уоллис и Футуна

о. Маврикий

о. Св. Елены

Объединенные Арабские Эмираты

Оман

Остров Буве

Остров Рождества

Остров Херд и остров Макдональд

Острова Кайман

Острова Кука

Острова Теркс и Кайкос

Пакистан

Палау

Палестина

Панама

Папский Престол (Государство-город Ватикан)

Папуа-Новая Гвинея

Парагвай

Перу

Польша

Португалия

Пуэрто-Рико

Реюньон

Россия

Руанда

Румыния

Сальвадор

Самоа

Сан-Марино

Сан-Томе и Принсипи

Саудовская Аравия

Свазиленд

Северные Марианские о-ва

Сейшелы

Сен-Бартелеми

Сен-Мартен

Сен-Пьер и Микелон

Сенегал

Сент-Винсент и Гренадины

Сент-Китс и Невис

Сент-Люсия

Сербия

Сингапур

Синт-Мартен

Сирия

Словакия

Словения

Соединенные Штаты Америки

Соломоновы о-ва

Сомали

Судан

Суринам

Сьерра-Леоне

Таджикистан

Таиланд

Тайвань

Танзания

Того

Токелау

Тонга

Тринидад и Тобаго

Тувалу

Тунис

Туркменистан

Турция

Уганда

Узбекистан

Украина

Уругвай

Фарерские о-ва

Федеративные Штаты Микронезии

Фиджи

Филиппины

Финляндия

Фолклендские острова (Мальвинские острова)

Франция

Французская Гвиана

Французская Полинезия

Французские Южные и Антарктические Территории

Хорватия

Центральноафриканская Республика

Чад

Черногория

Чехия

Чили

Швейцария

Швеция

Шпицберген

Шри-Ланка

Эквадор

Экваториальная Гвинея

Эритрея

Эстония

Эфиопия

Южная Африка

Южная Джорджия и Южные Сандвичевы о-ва

Южная Корея

Южный Судан

Ямайка

Япония

ru.maptons.com

Большая стрелка - Русская электронная библиотека

Брата Костю застрелили у него на глазах. Полковник Гурьянов — начальник оперативно-боевого отдела отряда «Буран»- не знал за что- но твердо знал- что найдет убийцу и поквитается с ним- — ведь за плечами у него были Афган- Чечня- Югославия и много чего другого. Он дал себе сроку месяц и уложился в него.

Случайный отрывок из книги :

— Вы кто потерпевшим? Сосед? — деловито осведомился старший лейтенант милиции.

— Брат, — сказал Гурьянов.

«У меня был брат», — подумал он. И это слово «был» подвело жирную черту, отделило его от близких людей. Теперь их нет на этой земле. Они — были…

Художник обмакнул перо во флакон с красной тушью и сделал несколько завершающих штрихов — отблески в глазах существа, материализовавшегося на ватманском листе. И прицокнул языком, с удовольствием оценивая свое творение.

Пожалуй, больше всего в жизни он любил этот сладостный момент, когда тушь ложится на ватманский лист и из белизны бумаги и тьмы туши вырисовывается образ, который неясной тенью закован в таинственных пространствах сознания и рвется на свободу. А вырвавшись, начинает жить собственной жизнью.

— Отлично, — похвалил себя Художник. — Кое-что можем. — Он подул на лист, чтобы тушь застывала быстрее, поставил лист на стол.

Любимая его тема — вервольф. Лицо с точеными правильными чертами, в котором начинают проявляться черты зверя. Остальное нетрудно дорисовать в воображении. Вот сейчас зубы обнажатся, станут острыми как бритвы. Вот изменятся глаза, и то, что раньше глубоко дремало в них — настороженность и хищность зверя, — станет их сущностью. Вот покроет кожу жесткая шерсть. И уже волк готов к броску. Его зубы вопьются в шею жертвы, и волчий длинный язык слизнет горячую вкусную кровь…

Рисунок действительно получился. Он шел из потаенных глубин души. Он был из тех самых рисунков, которые Художник предпочитал не показывать никому. Существовало дурацкое предубеждение — казалось, что зритель, праздно пялящийся на сокровенные картины, крадет частичку существа того, кто вызвал образ, забирает над ним какую-то власть. Звучало глупо, но взаимоотношения творца и творения — область загадочная, неисследованная.

За последние годы он создал целую галерею вервольфов. Яростных оборотней. Как-то они волшебным образом поддерживали его на плаву, помогали. Человек-волк. Волк-человек. Как ни крути — все в последние годы в жизни Художника вращалось в этой круговерти. И он любил волков…

Он прикрыл глаза. У него было какое-то непонятное, томное, ностальгическое настроение. Лицо волка навеяло образы прошлого. Давнего прошлого. Острые зубы, оскал… Ассоциации — по каким только извилистым дорожкам памяти не водят они человека. В сознании возникло лицо Бузы, казавшегося тогда, много лет назад, лицом всего зла мира. И вспомнился соленый вкус крови во рту — собственной крови. И отвратительный запах, идущий из оскаленного, без переднего зуба рта Бузы…

Было Художнику тогда четырнадцать лет. Он привычно прогуливал три последних урока и рисовал на берегу Гавриловского пруда старую, покосившуюся, изъеденную временем, трогательную в своей беззащитности и вместе с тем упорно стоявшую не один век церквушку. Шпанята из третьей школы тоже убежали с уроков. И преподнесли ему хороший, на всю жизнь, урок.

— О, бумагомарака! — завопил один из них, низкорослый, тщедушный и шустрый, с кривым лицом, похожий на беспокойную макаку, подскакивая к Художнику и тыкая грязным пальцем в чистый лист, на котором только начинала обретать контуры старинная церквушка.

Художник оттолкнул эту грязную лапу. Но тут подоспели остальные. Это была шобла из шести пацанов. Она находилась в таком веселом расположении духа, когда кажется забавным и радостным кого-то унизить.

Щелбан по макушке залепили Художнику такой, что слезы выступили из глаз.

Им очень хотелось развлечься. Двое из них с утречка нанюхались дихлофоса, и им было очень хорошо.

Третья школа не один год являлась оптовым поставщиком кадров элитных спецПТУ для малолетних преступников и воспитательно-трудовых колоний. И связываться с ее питомцами было себе дороже.

— Что я вам сделал?! — обиженно воскликнул Художник. Но ничего и не требовалось делать. Надо было только оказаться на пути шоблы. Ведь шобла — это не просто группа людей. Это некое самостоятельное существо со своей психологией. Существо по-дурному жизнерадостное и смертельно жестокое.

Громкий гогот, глупые подначки. Художника повалили на траву. Кто-то залепил ему башмаком по ребрам.

— Не надо, — попросил он, понимая, что делает ошибку.

Щоблу нельзя ни о чем просить. Шобле нравится, когда ее поосят, когда боятся, когда унижаются перед ней. Тогда она становится еще агрессивнее.

www.rubiteka.ru

Читать онлайн "Большая стрелка" автора Рясной Илья - RuLit

Илья Рясной

Большая стрелка

ЧАСТЬ I

РАССТРЕЛ

Этот звук Никита Гурьянов никогда не спутает ни с каким другим. Подобная «музыка» сопровождала его многие годы. Били из «калашей» — минимум с двух стволов. И патронов не жалели.

Он нажал на тормоз, поймав себя на том, что рука тянется к автомату, тело готово прийти в движение и максимально эффективно начать работать на две главные задачи — выживание и уничтожение противника.

Вот только автомата под рукой не было. И сидел Гурьянов не за рулем БТРа, а в не первой молодости черной «волжанке». И дорога не петляла, причудливо охватывая Зеравшанский хребет в Таджикистане, а угловато ломалась между столичных многоэтажек.

Гурьянов немножко сбросил скорость. Нажал на акселератор. И машина устремилась вперед. Сердце сдавило от недобрых предчувствий.

«Волга», влетев колесом на тротуар и едва не задев урну, свернула во двор, окаймленный шестнадцати-и двадцатичетырехэтажными, солидными, с арками, желтого кирпича цековскими домами. Именно здесь долбили из «калашей».

В сознании Гурьянова билась одна мысль: «Господи, пожалей, только не это…» Но внутри уже засела заноза — предчувствие обрушившейся беды.

Когда «Волга» со скрежетом затормозила у изрешеченного пулями «Сааба-9000» темно-изумрудного цвета, киллеров простыл и след. Их машина выехала со двора в другую сторону.

Гурьянов бросился к вывалившемуся из салона водителю «Сааба». Тот скреб по асфальту окровавленными пальцами, ладонь его была прострелена насквозь. Асфальт залило кровью. Ее было много. Черная кровь на сером, покрытом трещинами асфальте.

— Как же так, Костя… как же так, — произнес сдавленно Гурьянов, нагибаясь над водителем и беря его голову в ладони.

Он слишком много видел расстрелянных людей. И знал, что у этого человека нет никаких шансов. Что печать поставлена, приговор окончателен, обжалованию не подлежит. Раненый уже почти перешел в полное распоряжение смерти, и это его последние секунды. И от этого осознания хотелось взвыть волком.

Глаза раненого стекленели. Он попытался что-то сказать, но из простреленного легкого вырвался только хрип. На губах выступила кровавая пена.

— Ники… — все-таки выдавил он еле слышно. И замолчал, слабо дыша. Ему что-то очень надо было сказать. И это что-то еще держало его на земле. — Вика… У нее…

Он замолк. Теперь уже бесповоротно.

Гурьянов положил аккуратно голову убитого на асфальт. Подошел к задней дверце.

Пули «калаша» без труда дырявят борта машины. И их смертельные укусы настигают беззащитных, открытых для них жертв.

— Лена, — Гурьянов судорожно вздохнул. Жена Кости Лена и его дочь Оксана тоже были здесь. На каждую пришлось не меньше пяти пуль.

Гурьянов сжал кулак, ударил по капоту «Сааба-9000», оставив на нем вмятину, и прислонился лбом к крыше автомобиля. Он ничего не мог поделать — из его глаз покатились слезы. Этого не видел раньше никто — плачущий человек-камень, полковник Никита Гурьянов.

Впрочем, когда взвыла сирена и во двор лихо завернул милицейский «Форд» с надписью «Патруль города», полковник полностью взял себя в руки.

— Вы кто потерпевшим? Сосед? — деловито осведомился старший лейтенант милиции.

— Брат, — сказал Гурьянов.

«У меня был брат», — подумал он. И это слово «был» подвело жирную черту, отделило его от близких людей. Теперь их нет на этой земле. Они — были…

Художник обмакнул перо во флакон с красной тушью и сделал несколько завершающих штрихов — отблески в глазах существа, материализовавшегося на ватманском листе. И прицокнул языком, с удовольствием оценивая свое творение.

Пожалуй, больше всего в жизни он любил этот сладостный момент, когда тушь ложится на ватманский лист и из белизны бумаги и тьмы туши вырисовывается образ, который неясной тенью закован в таинственных пространствах сознания и рвется на свободу. А вырвавшись, начинает жить собственной жизнью.

— Отлично, — похвалил себя Художник. — Кое-что можем. — Он подул на лист, чтобы тушь застывала быстрее, поставил лист на стол.

Любимая его тема — вервольф. Лицо с точеными правильными чертами, в котором начинают проявляться черты зверя. Остальное нетрудно дорисовать в воображении. Вот сейчас зубы обнажатся, станут острыми как бритвы. Вот изменятся глаза, и то, что раньше глубоко дремало в них — настороженность и хищность зверя, — станет их сущностью. Вот покроет кожу жесткая шерсть. И уже волк готов к броску. Его зубы вопьются в шею жертвы, и волчий длинный язык слизнет горячую вкусную кровь…

Рисунок действительно получился. Он шел из потаенных глубин души. Он был из тех самых рисунков, которые Художник предпочитал не показывать никому. Существовало дурацкое предубеждение — казалось, что зритель, праздно пялящийся на сокровенные картины, крадет частичку существа того, кто вызвал образ, забирает над ним какую-то власть. Звучало глупо, но взаимоотношения творца и творения — область загадочная, неисследованная.

За последние годы он создал целую галерею вервольфов. Яростных оборотней. Как-то они волшебным образом поддерживали его на плаву, помогали. Человек-волк. Волк-человек. Как ни крути — все в последние годы в жизни Художника вращалось в этой круговерти. И он любил волков…

Он прикрыл глаза. У него было какое-то непонятное, томное, ностальгическое настроение. Лицо волка навеяло образы прошлого. Давнего прошлого. Острые зубы, оскал… Ассоциации — по каким только извилистым дорожкам памяти не водят они человека. В сознании возникло лицо Бузы, казавшегося тогда, много лет назад, лицом всего зла мира. И вспомнился соленый вкус крови во рту — собственной крови. И отвратительный запах, идущий из оскаленного, без переднего зуба рта Бузы…

Было Художнику тогда четырнадцать лет. Он привычно прогуливал три последних урока и рисовал на берегу Гавриловского пруда старую, покосившуюся, изъеденную временем, трогательную в своей беззащитности и вместе с тем упорно стоявшую не один век церквушку. Шпанята из третьей школы тоже убежали с уроков. И преподнесли ему хороший, на всю жизнь, урок.

— О, бумагомарака! — завопил один из них, низкорослый, тщедушный и шустрый, с кривым лицом, похожий на беспокойную макаку, подскакивая к Художнику и тыкая грязным пальцем в чистый лист, на котором только начинала обретать контуры старинная церквушка.

Художник оттолкнул эту грязную лапу. Но тут подоспели остальные. Это была шобла из шести пацанов. Она находилась в таком веселом расположении духа, когда кажется забавным и радостным кого-то унизить.

Щелбан по макушке залепили Художнику такой, что слезы выступили из глаз.

Им очень хотелось развлечься. Двое из них с утречка нанюхались дихлофоса, и им было очень хорошо.

Третья школа не один год являлась оптовым поставщиком кадров элитных спецПТУ для малолетних преступников и воспитательно-трудовых колоний. И связываться с ее питомцами было себе дороже.

— Что я вам сделал?! — обиженно воскликнул Художник. Но ничего и не требовалось делать. Надо было только оказаться на пути шоблы. Ведь шобла — это не просто группа людей. Это некое самостоятельное существо со своей психологией. Существо по-дурному жизнерадостное и смертельно жестокое.

Громкий гогот, глупые подначки. Художника повалили на траву. Кто-то залепил ему башмаком по ребрам.

— Не надо, — попросил он, понимая, что делает ошибку.

Щоблу нельзя ни о чем просить. Шобле нравится, когда ее поосят, когда боятся, когда унижаются перед ней. Тогда она становится еще агрессивнее.

— Кого, кого ты на х… послал? — завопил предводитель щоблы — толстомордый пятнадцатилетний здоровяк, гроза третьей школы и окрестностей, хронический второгодник Буза, нагибаясь и больно хватая Художника за ухо.

Тот застонал и поднялся на ноги.

— Художник! Репин, бля, — скривился Буза.

— От слова «худо», — поддакнул кто-то из шпанят, взял карандаш и поперек листа написал так хорошо знакомое слово из трех букв.

www.rulit.me

Большая стрелка - Большая Энциклопедия Нефти и Газа, статья, страница 1

Большая стрелка

Cтраница 1

Большая стрелка изображает проекцию растягивающей силы на плоскость скольжения. Маленькими стрелками обозначены направления скольжения, в которых происходят пластические сдвиги в данных условиях.  [1]

Большая стрелка сидит на оси колпачка, малая - на втулке оси. Вращение малой стрелке передается через две пары шестерен.  [3]

Большая стрелка циферблата показывает расход воды в литрах.  [4]

Нижняя большая стрелка показывает движение капли в целом.  [6]

Большую стрелку не следует смещать против вертикальной оси более чем на пять делений шкалы в ту или другую сторону.  [8]

Если большие стрелки индикаторов возвращаются к нулю или разница показаний индикаторов И2 - Ш 0, считают, что измерения выполнены правильно. В противном случае измерения необходимо повторить.  [9]

При этом большая стрелка перемещается по циферблату по часовой стрелке. Эту цифру записывают и, поворачивая маховик против часовой стрелки, опускают столик прибора с образцом, снимая тем самым предварительную нагрузку. Схема приложения и снятия нагрузок приведена на фиг.  [10]

При перемещении большой стрелки на один полный оборот малая стрелка перемещается на одно деление.  [11]

При установке большой стрелки необходимо следить, чтобы она при совпадении указательного конца малой стрелки с красной точкой занимала вертикальное положение и находилась против нулевого деления черной шкалы.  [12]

Один оборот большой стрелки циферблата обычно соответствует 5 л ( иногд а 3 и 10 л), стрелки трех дополнительных маленьких циферблатов фиксируют десятки, сотни и тысячи литров.  [14]

Допускается смещение большой стрелки индикатора относительно нулевой отметки шкалы на 5 делений.  [15]

Страницы:      1    2    3    4

www.ngpedia.ru

больша́я стре́лка - перевод - Русский-Португальский Словарь

ru Под таблицей изобразите большую стрелку, указывающую в ту сторону, где перечислены вожделения плоти.

LDSpt Abaixo da tabela, desenhe uma grande seta que aponte para a coluna com as concupiscências da carne.

ru Я вернусь из церкви, когда большая стрелка будет на шести, а маленькая на двенадцати.

OpenSubtitles2018.v3pt Não voltarei da Igreja até que o ponteiro grande esteja no 6 e o pequeno esteja no 12.

ru Большая стрелка...

OpenSubtitles2018.v3pt O ponteirão...

ru Большие стрелки, гигантские стрелки

opensubtitles2pt Não, flechas grandes, gigantes

ru Я только должен продержать тебя до тех пор, пока большая стрелка будет на девяти, а маленькая стрелка...

OpenSubtitles2018.v3pt Só deveria manter você aqui até o ponteiro grande... estar no 9 e o outro ponteiro...

ru Большая стрелка всегда застревает на двенадцати.

OpenSubtitles2018.v3pt O ponteiro grande sempre tranca no doze.

ru Нам нужно как можно больше стрелков.

OpenSubtitles2018.v3pt Precisamos do máximo de armas possível.

ru Когда большая стрелка будет здесь, а маленькая стрелка будет здесь,

OpenSubtitles2018.v3pt Quando o ponteiro maior chegar aqui, e o ponteiro pequeno chegar ali,

ru Большая стрелка указывает на 12, а маленькая - на...

OpenSubtitles2018.v3pt O ponteiro grande aponta meio-dia e o pequeno para...

ru А ты думал, на ФМРТ появится большая стрелка, указывающая на мигающий знак с надписью " савантизм "?

OpenSubtitles2018.v3pt Pensa que a ressonância vai mostrar uma grande seta a piscar a dizer'savantismo'?

ru Большая стрелка указывает на минуты.

OpenSubtitles2018.v3pt O ponteiro grande é o dos minutos.

ru У него даже есть большая стрелка и маленькая.

OpenSubtitles2018.v3pt Ele tem até uma mão grande e outra pequena.

ru Но когда большая стрелка пойдет вниз, дверь уберут.

OpenSubtitles2018.v3pt Mas quando a mão grande aponta para baixo, a porta da menina terá ido embora.

ru Думаешь, тут было больше одного стрелка?

OpenSubtitles2018.v3pt Acha que houve mais de um atirador?

ru Это всего лишь большая жирная стрелка, которая уводит от реальной проблемы.

OpenSubtitles2018.v3pt É apenas uma distracção criada para esquecermos os problemas.

ru Риггс, не больше трех стрелков во всем гребанном мире могут сделать такой выстрел, и ты не один из них!

OpenSubtitles2018.v3pt Riggs, há não, mas três atiradores em todo o maldito mundo que pode fazer esse tiro, e você não é um deles!

ru Стрелка больше не видно.

OpenSubtitles2018.v3pt Perdi o visual do atirador.

ru Повторяю, стрелка больше не видно.

OpenSubtitles2018.v3pt Repetindo, perdi o visual do atirador.

ru Похоже, что для вольного стрелка здесь больше нет работы.

OpenSubtitles2018.v3pt Parece que o trabalho do pistoleiro acabou por aqui.

ru Стрелкам здесь больше нет места.

OpenSubtitles2018.v3pt Não há mais espaço para pistoleiros.

ru Текущий критерий сортировки представлен стрелкой после заголовка столбца. Это предоставляет простой способ определить какой столбец используется для сортировки. Вы должны сделать ширину столбца достаточно большой чтобы можно было видеть стрелку. Вы можете изменить ширину столбца, перемещая курсор мыши на небольшую область между двумя столбцами. Курсор изменится на две горизонтальный стрелки. Щелчок и удержание нажатой & LMB; позволит вам перемещением мыши менять ширину столбца

KDE40.1pt O critério de ordenação actual é indicado pela seta ao lado do título; isto apresenta-lhe também um sinal simples de qual a coluna que está a ser usada para ordenar. Você terá, todavia, de tornar a coluna suficientemente larga para que possa ver de facto a seta; você poderá alterar a largura da coluna se mover o cursor do rato para a pequena área entre os dois títulos das colunas: o cursor muda a sua aparência para duas setas horizontais; se carregar e mantiver o & LMB; carregado, permitir-lhe-á agora alterar a largura da coluna para a esquerda do cursor do rato

ru Жертв всё больше и мы должны опознать стрелка.

OpenSubtitles2018.v3pt Os corpos estão acumulando, precisamos encontrar o atirador.

ru Я увидела гораздо больше, чем обычно, даже позицию стрелка

opensubtitles2pt Eu pude ver mais do que o normal, até um local

ru Бог не за большие батальоны, а за лучших стрелков.

OpenSubtitles2018.v3pt Deus não está ao lado dos grandes batalhões, mas daqueles que atiram melhor.

ru.glosbe.com

Большая стрелка – читать онлайн бесплатно

Сергей Зверев

Большая стрелка© Рясной И., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017 * * * Часть I. Расстрел Этот звук Никита Гурьянов никогда не спутает ни с каким другим. Подобная «музыка» сопровождала его многие годы. Били из «калашей» – минимум с двух стволов. И патронов не жалели.

Он нажал на тормоз, поймав себя на том, что рука тянется к автомату, а тело готово прийти в движение. Вот только автомата под рукой не было. И сидел Гурьянов не в БТР, а в потрепанной черной «Волге».

Сердце сдавило от недобрых предчувствий. Полковник Гурьянов немного сбросил скорость, а потом нажал на акселератор, и машина устремилась вперед.

«Волга», влетев колесом на тротуар и едва не задев урну, свернула во двор, окаймленный высотными кирпичными домами. В сознании Гурьянова билась одна мысль: «Господи, пожалей, только не это…» Но внутри уже засела заноза – предчувствие обрушившейся беды.

Когда «Волга» со скрежетом затормозила у изрешеченного пулями «Сааба» изумрудного цвета, киллеров и след простыл.

Гурьянов бросился к вывалившемуся из салона водителю. Тот скреб по асфальту окровавленными пальцами.

– Как же так, Костя?.. Как же так?.. – выдавил Гурьянов, нагибаясь над водителем и кладя его голову себе на колено.

Глаза раненого стекленели. Он попытался что-то сказать, но из простреленного легкого вырвался только хрип. На губах выступила кровавая пена.

– Ники… – все-таки выдавил он едва слышно. Из последних сил добавил: – Вика… У нее…

Он замолчал. Теперь уже бесповоротно. И мир вокруг Никиты покрылся льдом, холод от которого продрал до самого сердца. А сердце ныло тупой болью…

Гурьянов аккуратно опустил голову убитого на асфальт, подошел к задней дверце «Сааба».

Пули «калаша» без труда дырявят борта машины. И их смертельные укусы настигают беззащитных, открытых и желанных для них жертв.

– Лена… – Гурьянов судорожно вздохнул.

Жена Кости Лена и его дочь Оксана тоже были здесь. На каждую пришлось не меньше пяти пуль.

Гурьянов сжал кулак, ударил по капоту «Сааба», оставив на нем вмятину, и прислонился лбом к крыше автомобиля. Он ничего не мог поделать – из его глаз покатились слезы.

Когда взвыла сирена и во двор лихо завернул милицейский «Форд» с надписью «патруль города», полковник полностью взял себя в руки.

– Вы кем приходитесь потерпевшим? Сосед? – деловито осведомился старший лейтенант милиции.

– Брат, – сказал Гурьянов.

«У меня был брат», – подумал он. И это слово «был» подвело жирную черту, отделило его от близких людей. Теперь их нет на этой Земле. Они всего лишь были… * * * Художник обмакнул перо во флакон с красной тушью и сделал несколько завершающих штрихов на ватманском листе. И цокнул языком, с удовольствием оценивая свое творение.

Пожалуй, больше всего в жизни он любил этот сладостный момент, когда на бумаге проступает

ruwapa.net

Книга Большая стрелка читать онлайн бесплатно, автор Сергей Зверев на Fictionbook

© Рясной И., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Часть I. Расстрел

Этот звук Никита Гурьянов никогда не спутает ни с каким другим. Подобная «музыка» сопровождала его многие годы. Били из «калашей» – минимум с двух стволов. И патронов не жалели.

Он нажал на тормоз, поймав себя на том, что рука тянется к автомату, а тело готово прийти в движение. Вот только автомата под рукой не было. И сидел Гурьянов не в БТР, а в потрепанной черной «Волге».

Сердце сдавило от недобрых предчувствий. Полковник Гурьянов немного сбросил скорость, а потом нажал на акселератор, и машина устремилась вперед.

«Волга», влетев колесом на тротуар и едва не задев урну, свернула во двор, окаймленный высотными кирпичными домами. В сознании Гурьянова билась одна мысль: «Господи, пожалей, только не это…» Но внутри уже засела заноза – предчувствие обрушившейся беды.

Когда «Волга» со скрежетом затормозила у изрешеченного пулями «Сааба» изумрудного цвета, киллеров и след простыл.

Гурьянов бросился к вывалившемуся из салона водителю. Тот скреб по асфальту окровавленными пальцами.

– Как же так, Костя?.. Как же так?.. – выдавил Гурьянов, нагибаясь над водителем и кладя его голову себе на колено.

Глаза раненого стекленели. Он попытался что-то сказать, но из простреленного легкого вырвался только хрип. На губах выступила кровавая пена.

– Ники… – все-таки выдавил он едва слышно. Из последних сил добавил: – Вика… У нее…

Он замолчал. Теперь уже бесповоротно. И мир вокруг Никиты покрылся льдом, холод от которого продрал до самого сердца. А сердце ныло тупой болью…

Гурьянов аккуратно опустил голову убитого на асфальт, подошел к задней дверце «Сааба».

Пули «калаша» без труда дырявят борта машины. И их смертельные укусы настигают беззащитных, открытых и желанных для них жертв.

– Лена… – Гурьянов судорожно вздохнул.

Жена Кости Лена и его дочь Оксана тоже были здесь. На каждую пришлось не меньше пяти пуль.

Гурьянов сжал кулак, ударил по капоту «Сааба», оставив на нем вмятину, и прислонился лбом к крыше автомобиля. Он ничего не мог поделать – из его глаз покатились слезы.

Когда взвыла сирена и во двор лихо завернул милицейский «Форд» с надписью «патруль города», полковник полностью взял себя в руки.

– Вы кем приходитесь потерпевшим? Сосед? – деловито осведомился старший лейтенант милиции.

– Брат, – сказал Гурьянов.

«У меня был брат», – подумал он. И это слово «был» подвело жирную черту, отделило его от близких людей. Теперь их нет на этой Земле. Они всего лишь были…

* * *

Художник обмакнул перо во флакон с красной тушью и сделал несколько завершающих штрихов на ватманском листе. И цокнул языком, с удовольствием оценивая свое творение.

Пожалуй, больше всего в жизни он любил этот сладостный момент, когда на бумаге проступает образ, который неясной тенью до того был закован в таинственных пространствах сознания и просился на свободу.

– Отлично, – похвалил себя Художник. – Кое-что можем.

Любимая его тема – вервольф. Лицо с точеными правильными чертами, в котором начинают проступать черты зверя. Вот сейчас зубы обнажатся, станут острыми как бритвы. Изменятся глаза, и то, что раньше глубоко дремало в них – настороженность и хищность зверя, – станет их сущностью. Покроет кожу жесткая шерсть. И уже волк готов к броску…

За последние годы он создал целую галерею яростных оборотней. Человек-волк. Волк-человек. Как ни крути – в последние годы в жизни Художника все крутилось в этой круговерти. Он любил волков…

У него было какое-то непонятное, томное, ностальгическое настроение. Лицо волка навеяло образы прошлого. В сознании возникло лицо Бузы, казавшегося тогда, много лет назад, воплощением всего зла этого мира. И вспомнился соленый вкус крови во рту – своей крови…

Было Художнику тогда четырнадцать лет. Он привычно прогуливал три последних урока и рисовал на берегу Гавриловского пруда старинную церквушку. Шпанята из третьей школы тоже убежали с уроков.

– О, бумагомарака, – завопил один из них, низкорослый, тщедушный и шустрый, подскакивая к Художнику и тыкая грязным пальцем в чистый лист, на котором только начинала обретать контуры церковь.

Художник оттолкнул грязную лапу. Но тут подоспели остальные. Шесть пацанов находились в таком веселом расположении духа, когда кажется забавным кого-то унизить.

Щелбан по макушке залепили Художнику такой, что слезы выступили из глаз.

Третья школа являлась оптовым поставщиком малолетних преступников для спецПТУ и воспитательно-трудовых колоний. И связываться с ее питомцами было себе дороже.

– Что я вам сделал? – обиженно воскликнул Художник.

Но ничего и не требовалось делать. Надо было только оказаться у них на пути. Ведь шобла – это не просто группа людей. Это некое самостоятельное жестокое существо.

Громкий гогот, глупые подначки. Художника повалили на траву. Кто-то залепил ему башмаком по ребрам.

– Не надо, – попросил он, понимая, что делает ошибку. Шоблу нельзя ни о чем просить. Шобле нравится, когда ее просят, когда боятся, когда унижаются перед ней. Тогда она становится еще агрессивнее.

– Кого-кого ты на х… послал? – завопил предводитель – толстомордый пятнадцатилетний здоровяк, гроза третьей школы и окрестностей, хронический второгодник Буза, нагибаясь и больно хватая Художника за ухо. – Художник! Репин, бля!

– От слова «худо», – поддакнул кто-то из шпанят, взял карандаш и поперек листа написал так хорошо знакомое слово из трех букв.

Художника затошнило от запаха, идущего от Бузы.

– Да пошли вы! – вдруг выпалил он.

– Ага! – Буза обрадовался и со смаком плюнул в лицо жертве.

И Художник утратил контроль над собой. Будто волна приподняла его и понесла на своем гребне.

По комплекции он был раза в два меньше Бузы, но его кулак впился прямо в эту отвратительную морду, точно в нос. Буза от удивления и боли крякнул, отступил назад, споткнулся и упал.

На миг повисло молчание.

– Ну все! – прошипел Буза с яростью. – Ща тебя в морг свезут…

И шобла навалилась на Художника. Его вжали лицом в землю. Сначала ему пытались скормить рисунок, оторвав от него кусок, но потом от этой идеи отказались. Попинали ногами и связали руки проводом.

– Может, «машкой» сделаем? – Бузе шел шестнадцатый год, и он прекрасно знал, как это принято у взрослых уркаганов.

Он взял в горсть лицо Художника… И снова этот отвратительный запах… Художник впился в эту лапу зубами, изо всей силы, так что брызнула кровь.

– Все, пидор! – Буза совсем озверел.

Художник дрался нередко, и чаще побеждал – не от силы и умения, а от бешеной злости. Но столь унизительно и жестоко его еще не били. Сознание начало уплывать.

– Кусается, бля! – Буза подпрыгнул, хотел приземлиться ногами на спину, но поскользнулся.

Художник поднял залитые кровью глаза, встретился с Бузой взором и понял одно – тот хочет его убить.

– Козел, – упрямо прошептал Художник…

– Буза, да хватит с этой мелкоты, – крикнул кто-то из пацанов.

Шобла теряла задор, понимая, куда идет дело.

– Бздите, да? – крикнул Буза.

В руке Бузы возникла тяжелая железяка типа лома.

Тут и послышалось задорное:

– Брысь, шкеты!

– Греби отсюда, мужик, – бросил Буза. Он был как не в себе. Ему хотелось использовать металлическую железяку. И он не думал, что будет дальше.

Художник перевел дыхание и прислонился к старой резиновой шине, которую ему недавно с кряканьем опустили на спину.

На берег пруда вышел невысокий, в кургузом пиджачке, небритый, с алкашным оттенком лица мужчина. Руки его были обильно татуированы. Глаза смеялись.

– Я кому сказал! Брысь! – прикрикнул он.

Шесть подростков. Да еще у одного металлический прут, у другого нож, у третьего бритва – это опасно даже для самого крепкого мужчины. Они начали окружать незнакомца.

– Бунт молокососов? – рассмеялся мужчина. И вдруг с быстротой кобры рванулся вперед, сграбастал первого попавшегося пацана, захватом зажал шею. Со щелчком вылетело лезвие ножа. – Его первого режу. А потом – как придется!

Пацаны застыли.

– Психованный. – Буза взвесил в руке прут.

– Ты вторым будешь, – пообещал мужчина.

Буза невольно отступил, что не укрылось от глаз его шестерок. Шобла колебалась. Шобла была испугана. А испуг шоблы легко перерастает в панику.

– Дядя, не надо! – истошно заорал заложник, когда лезвие надавило на шею.

Буза отбросил прут.

– Брысь отсюда, щенки! – Мужчина отшвырнул от себя пацана, наддав ему пенделя, и подался вперед, взмахнув лезвием.

Тут и послышалось долгожданное:

– Атас!

И шобла рассыпалась в стороны.

Художник так и сидел, прислонившись к шине. И всхлипывал. Из носа и раны на голове текла кровь.

Неожиданный спаситель нагнулся над ним, взял за подбородок, посмотрел в глаза.

– Это ты дуролому тому нос раскровянил?

– Я, – кивнул Художник.

– Хвалю, волчонок. – Мужчина поднял с земли папку для рисунков, отряхнул от комьев земли, взял порванный рисунок. – Знатно сделано.

Он разгладил бумагу и положил в папку. Быстро осмотрел жертву:

– Цел вроде. Вытирай сопли и пошли. Где живешь?

– За Фабричной. С матерью.

– Вот она обрадуется, – усмехнулся он.

– Ей все равно. Двенадцать часов. Она уже пьяная.

– Ну тогда давай ко мне…

Мужчина жил в Курееве – окраинном трущобном районе, состоящем сплошь из дощатых домишек – в большинстве самостроя. Здесь жило самое отпетое ворье города Дедова. Приезжали сюда гости из Ахтумска и даже из Москвы по каким-то блатным делам. Мораль у местных была простая: зону не топтал – ты не человек.

– Чаю? – спросил мужчина, когда они зашли в деревянный, с трехоконным фасадом дом.

 

– Если вас не затруднит, – вежливо произнес мальчишка.

Мужчина заварил чай в алюминиевой кружке, вытащил блюдце с вареньем. Себе налил стопку водки, махом опрокинул ее, закусил грибочком:

– Хороша, отрава!

Художник размешал в кружке варенье, отхлебнул сладкого чая.

– Ну как? – спросил мужчина.

– Тошнит немного.

– Настучали по голове. Это бывает. Чай пей. Жидкости надо побольше.

Художник огляделся. Его поразила стерильная чистота в комнате. В углу стояла никелированная металлическая кровать, на стене висел ковер с оленями. Деревенский колорит.

– Как тебя зовут? – спросил хозяин дома.

– Андрей.

– А я – Анатолий. Фамилия Зименко. Люди Зимой кличут… Хорошо рисуешь. – Он открыл папку, полюбовался на рисунок церкви.

– Выбросите, – произнес сдавленно Художник.

– Почему? Не хочешь напоминаний?

– Не хочу! – Художник отодвинул от себя блюдце с вареньем и хотел подняться со стула.

Зима мягко, но настойчиво усадил его обратно со словами:

– Ты, пацан, должен в рамку повесить этот рисунок. Чтобы он всегда напоминал, что «хомо хомини люпус эст».

– Что? – удивился Художник и посмотрел в смеющиеся глаза Зимы.

– В переводе с языка древних римлян означает сие, что человек человеку волк – это была единственная фраза, которую Зима знал по-латыни. – Не согласен?

– Не знаю, – пожал плечами Художник.

– Знаешь, эти молокососы тебя бы убили. Им надо было убить. – У Зимы хищно раздулись ноздри. – Они щенки. А им хочется стать волками… Да, Андрюха, человек человеку волк. Чтобы выжить, нужно быть самым свирепым волком.

– Я не знаю. – Художник поморщился от боли в ребрах.

– Правильно. Ты пока вообще ничего не знаешь. Вот я тебе и объясняю.

– Зачем?

– Потому что я тебе жизнь спас. И теперь ты принадлежишь мне, со всеми потрохами… Да шучу. – Зима сказал таким тоном, каким не шутят. – Ладно. – Он опять улыбнулся, и Художник поймал себя на мысли, что этот человек ему нравится. – Приходи, как скучно станет, волчонок…

Художнику не хотелось снова приходить сюда. Зима и притягивал, и пугал его. Но через три дня ноги сами принесли его в Куреево. И снова они пили чай с вареньем. Снова Художник услышал пространную лекцию о волках, стаях, травоядных, которые составляют большую часть человечества и созданы для того, чтобы волки на них охотились.

Дальше в судьбе Художника все складывалось, как и у тысяч таких же неустроенных пацанов. Зима таскал его с собой, притом не только в Дедове, но и в областной центр Ахтумск. В папиросном дыму, под слова фени и звон наполненных водкой стаканов мальчишка быстро научился понимать различия между гоп-стопниками и домушниками, узнал, чем отличается форточник от майданщика и какие нравы царят за колючкой. Немало наслышался он о самом болезненном для блатных текущем моменте – о новых то ли фраерах, то ли бандитах, которых прозвали «комсомольцами». Они жестоко, с жадным нахрапом, не боясь ни чужой, ни своей крови, часто не думая о последствиях, атаковали растущие как на дрожжах кооперативы. Тогда только начинало входить в обиход понятие «рэкет».

Зима подкармливал паренька – давал и продукты, и немножко денег. И наконец в жизни Художника произошло несколько судьбоносных и закономерных событий.

– Пора к делу приучаться, – заявил однажды Зима. – В десять вечера приходишь ко мне.

Этой ночью они подломили магазин.

– Учись, волчонок, – сказал Зима, раскладывая инструмент.

Художник светил фонариком, и в его бледном свете Зима принялся за несгораемый ящик, где должна была быть выручка и зарплата работников.

Ящик сдался через пятнадцать минут. Вытерев рукавом пот со лба, Зима распахнул дверцу, вытащил несколько тугих пачек денег и резко кинул:

– Двигаем отсюда в темпе вальса.

Увидев, что Художник хочет прихватить со стола какую-то безделушку, ударил его по руке и прикрикнул:

– Положь! Никогда не связывайся с вещами, если можешь взять деньги!

Когда они добрались до дома Зимы, Художник дрожал – не от страха, а от возбуждения. Ему казалось сейчас море по колено. Он пришел с первого своего дела!

При свете настольной лампы Зима вывалил на стол деньги. Казалось, что их очень много.

– Нравится? – спросил Зима.

– Неплохо.

– Треть – наводчику. Наводка верная. Человек заработал.

– А если бы неверная была?

– Тогда бы он нам заплатил деньги. Если говоришь, что там должно быть десять тысяч, значит, отвечаешь за слова. Ясно?.. Ну и тебе перепадет… Или не перепадет, а?

Художник пожал плечами:

– Как скажешь.

– Правильно, волчонок. Не верь, не бойся, не проси. Вот, возьми, на мороженое, – от общей кучи Зима отмерил пачку. – Да бери, не укусят.

Уже позже, вспоминая эту добычу, Художник трезво осознавал, что была она не особенно велика. Но тогда он ощущал себя так, как если бы получил наследство от Рокфеллера.

– Только мошной не тряси и не трепи никому языком, – напутствовал Зима. – А то оглянуться не успеешь – на нарах куковать будем.

Художник и не собирался шиковать напоказ, хвастаться. Он просто наслаждался тем, что на некоторое время отступила нищета, в плену которой он томился всю жизнь.

А еще через два дня в Ахтумске произошло другое знаменательное событие. Случилось это на квартире Людки, где собирался отчаянный блатной народ, лилась рекой водка, бывали доступные девки.

– На. – Зима протянул стакан водки Художнику в первый раз. – Сегодня можно. Поработали хорошо.

Художник проглотил обжигающую жидкость, и все поплыло перед глазами.

А потом развязная, полупьяная подруга Людки поволокла его в тесную, душную спальную. Там все и произошло.

Утром после этого им овладело странное чувство: с одной стороны, ликование, легкость, у него просто выросли крылья, с другой – он будто, поднявшись высоко, бултыхнулся потом в самую грязь…

Звонок сотового телефона развеял дым воспоминаний.

– Художник, – послышалось в трубке. – Этого коммерсанта. Ну, в общем, все… Но тут проблема.

– Какая такая проблема? – спросил Художник.

– Бумаг при нем не было!

* * *

– Стоять, суки! РУБОП!

Прибалт оказался быстр. Рука его нырнула за пазуху, к шестнадцатизарядному «глоку». И тут же от собровца, выскочившего из подкатившего фургона-«рафика» с занавешенными окнами, он получил по хребту прикладом автомата и угомонился на асфальте.

Влад вылетел из оперативной «шестерки», затормозившей перед носом бандитской «оружейной» тачки – синего «буммера» с тонированными стеклами.

Рыхлый, пузан по кличке Бобрик, за рулем «БМВ» потянулся к ключу зажигания. Он хотел сдать назад, подвинув собровский фургон, заодно задавив прибалта, оперативников и двух покупателей, и вырваться из окружения.

Двигатель «БМВ» взревел. Бобрик врубил скорость…

Влад с одного удара рукояткой «стечкина» высадил лобовое стекло «БМВ». А потом коронный номер: он выдернул за шкирку восьмидесятикилограммового Бобрика через образовавшийся проем.

Бобрик взвыл, как свинья, которую тащат на убой. Влад умелым ударом угомонил его.

И вот все пятеро «оружейников» разложены на асфальте в наручниках. Можно перевести дух.

– Класс! – поднял палец вверх начальник отдела подполковник Казанчев.

– Рады стараться, – широко улыбнулся Влад, обнажая белые, ровные зубы.

– Ну-ка, где наше железо? – Казанчев открыл багажник «буммера» и удовлетворенно крякнул, разглядывая две израильские снайперские винтовки, шесть пистолетов-пулеметов чешского производства и пять килограммов пластита.

Торговцев смертью взяли в самый любимый ими момент – обмена оружия на «хрусты».

В РУБОПе оперативников ждало оформление протоколов, допросы и прочая рутина. Оперативное дело «Гастролеры» реализовано. Перекрыт один из каналов контрабанды оружия из Латвии в Москву.

– Ну что, братки, смажем успех? – ближе к окончанию рабочего дня деловито осведомился майор Ломов по кличке Лом. Вопрос был риторическим.

– Кому за бутылкой идти? – обреченно спросил самый молодой – старлей Николай Балабин, прозванный Николя за аристократическую внешность.

– А чего идти? – Влад полез в шкаф с милицейской формой на случай строевых смотров или других служебных бедствий и вытащил из-за вещмешков бутылку.

Первая рюмка прошла как положено – легко и хорошо.

– Здорово ты Бобрика через стекло, – хмыкнул Балабин. – Как щенка нашкодившего.

– В первый раз видишь Бронепоезд на боевых рельсах? – усмехнулся Ломов. – Это зрелище, достойное кинематографа.

Бронепоезд – эта кличка была дана Владу за напор, упрямство, силу и несокрушимость.

– Молодой, наливай по второй, – велел Влад.

Снова полилась водка в кружки, темные от чайной накипи.

– Ну, чтоб враг был повержен! – Влад поднял было стакан.

Но тут зазвенел служебный телефон.

Звонил начальник отдела Казанчев.

– Влад, вы там чем заняты?

– Рапорта отписываем.

– Мне из горпрокуратуры звонили. Тебя хотят видеть по детолюбу. Следак, говорит, что ненадолго. Смотайся к нему.

Доза спиртного для веса Влада в сто пятнадцать полноценных килограммов была несущественна. Поэтому он без лишних сомнений устроился за баранкой своего старенького зеленого «ВАЗ-2105». И через несколько минут стоял перед кабинетом следователя Мокроусова.

Политик был уже там. Влад услышал обрывок захватывающего разговора на тему, как быстрее получить долгосрочный льготный кредит. В кредитах Политик был дока.

– Тут проблем у вас не будет, – заверял он. – Я хорошо знаю председателя правления «Бизнес-сервиса». Такие кредиты выдаются, естественно, людям с хорошими рекомендациями.

– Да, есть о чем подумать, – отвечал следователь.

Тут Влад и зашел в кабинет.

– Уже заждались, – приторно улыбнулся следователь. Он все время улыбался как идиот и походил на менеджера американской фирмы «Собачья радость».

Влад устроился на стуле в тесном кабинете и уставился на пухленького, гладкого Политика, который заерзал под тяжелым взглядом.

– Поскольку в деле между вашими показаниями имеются существенные противоречия, я вынужден провести очную ставку, – улыбка немножко поблекла на лице следователя.

– Валяй, – махнул рукой Влад.

Мокроусов поморщился, хотел что-то строгое сказать, но передумал и принялся разъяснять участникам очной ставки их процессуальные права и обязанности.

– Что вы можете показать об обстоятельствах обыска и задержания? – наконец спросил он у Политика.

– Это была заказная провокация, – изрек тот, приободряясь, как всегда, когда начинал работать языком. – Девятнадцатого марта около девяти вечера ко мне заявился этот господин в сопровождении его коллег по работе. Его клеветнические обвинения были чудовищны. Изнасилование малолетних, педофилия. Мне показалось, молодой человек просто не в себе.

Влад сжал кулак. Спокойствие, только спокойствие, как говаривал старина Карлсон.

Политик бросил вороватый взгляд на рубоповца, запнулся на секунду и продолжил заливаться соловьем: милиция вломилась в его дом без каких-либо оснований. Опозорили. Избили, выбили чистосердечные признания в том, чего не было…

– И, господин следователь, я не столь богатый человек, чтобы разбрасываться такими деньгами, – заявил Политик в конце, подойдя к самому главному, из-за чего весь сыр-бор.

– Сколько было денег? – спросил Мокроусов с гадкой ухмылкой.

– Шестнадцать тысяч долларов, цент в цент. Лежали в секретере.

– Вы видели, куда они делись?

– Еще бы я не видел! Этот молодой человек нагло положил себе их в карман. На мои возражения ударил меня ладонью в лицо, что, учитывая его комплекцию, было весьма болезненно.

– Значит, вы утверждаете, что капитан Столетин похитил принадлежавшие вам шестнадцать тысяч долларов.

– У меня пока стопроцентное зрение.

«Держись», – убеждал себя Влад.

– Как проходил ваш допрос в РУБОПе? – сменил тему следователь.

– Как в гестапо, – развел руками Политик. – Избили, понятно. Этим в нашей стране уже никого не удивишь… Но что он мне говорил! Что говорил! Якобы в следственном изоляторе уже сообщили уголовникам, что им насильника детей везут. И что меня сразу, извиняюсь, в одно место. Ну, в общем…

Влад усмехнулся. Тут Политик не врал. Ему действительно обещали все это. И более того – Влад бы сделал что обещал. И побили эту тварь слегка. И Политик поплыл очень быстро. И явка с повинной была. Все было…

Политик являлся ближайшим сподвижником и помощником депутата Госдумы от одной широко известной партии, которая, как мусороуборочная машина, втягивала в свои ряды бизнесменствующих воров и вороватых бизнесменов. От этой партии, оплота либеральных реформ, и собирался в одной малонаселенной северной республике баллотироваться Политик на освободившееся место в Государственной думе. Но главное его занятие – оптовые поставки в столицу паленой водки.

 

Все было бы у Политика «тип-топ», досталось бы ему место в Госдуме, да только подвела его любовь к мальчикам не старше одиннадцати лет. Охранники его фирмы находили ему детей где только могли – у детдомов, на вокзалах, в трудных семьях. Сделанные им видеозаписи его утех получили хождение в кругу элитных извращенцев.

Собственно, с этих видеозаписей все и началось. Когда Владу попала видеокассета, он поклялся найти негодяя. Только плохо, что на экране хорошо были видны дети, однако почти не был виден сам извращенец.

Влад установил личность одного из пострадавших, чьи родители ночевали чаще в вытрезвителе, чем дома. Мальчишка подворовывал, бродяжничал, попрошайничал. Скитался по подвалам. И однажды напоролся на «дядю Георгия», как на нож.

Влад отыскал мальчишку в подвале пятиэтажки в Бутово, где тот жил еще с двумя такими же неприкаянными пацанами. Бедняжка опасался возвращаться домой и до дрожи боялся, что его снова найдет дядя Георгий.

Что было там, на даче кандидата в депутаты Георгия Николаевича Маничева, сорока лет от роду, неженатого, образование высшее, президента благотворительной ассоциации «Счастливое детство» и генерального директора общества с ограниченной ответственностью «Акраме», мальчишка говорить не хотел. Он вообще после подмосковной дачи стал заикаться. Его била дрожь. И он был голоден.

– Сейчас пообедаем хорошенько, – сказал Влад, держа его за руку и направляясь от подвала к своей машине. – Потом поговорим.

Они устроились в недорогом кафе. Мальчишка ел жадно. И молчал. Влад осторожно, стараясь сильно не бередить душевные раны, продвигался вперед, слово за словом.

И вдруг мальчишка разом выложил такое, от чего даже у видавшего виды оперативника голова пошла кругом.

Влад добился своего – в отношении Политика возбудили уголовное дело. РУБОП подготовил мероприятия по задержанию. И тут все пошло шиворот-навыворот. Охранники ООО «Акраме», которые добывали детей, исчезли из Москвы. При обыске у Политика видеотеки не нашли.

Дальше – больше. Влад не смог отыскать пацана, дававшего показания. Тот исчез из детского приемника-распределителя.

Через двое суток Политика выпустили из ИВС на Петровке, 38. Его встречала толпа адвокатов, журналистов и просто всякой рвани непонятного происхождения и рода деятельности.

Появились две статьи в центральной прессе и видеосюжет в телевизионной передаче о палачах-рубоповцах, которые по политическому заказу сделали все, чтобы снять с предвыборной гонки представителя демократических сил. И за Влада взялись всерьез.

Сперва он долго и нудно давал объяснения в прокуратуре строгим буквоедам, делавшим вид, что не понимают очевидных вещей. И однажды возбудили дело о превышении власти в отношении самого Влада.

– Что вы можете показать касательно заявлений гражданина Маничева? – повернулся Мокроусов к Владу.

– Вранье. Мы провели обыск на его квартире. Он чистосердечно раскаялся. Никаких денег не было. Пальцем я его не трогал. Все…

Протокол. Подписи.

– Вы можете идти, – голливудская улыбка была подарена следователем Политику.

Маничев встал. Обернулся к Владу. Пряча глаза, змеей прошипел:

– Я тебя предупреждал…

Действительно, предупреждал еще во время обыска. Визжал, что Влада раздавят, закопают, уничтожат, пока не получил по круглой наглой морде.

– Знаешь, поганка, – насмешливо посмотрел на него Влад. – Детские слезы неоплаченными не остаются.

– Хватит! – хлопнул ладонью по столу следователь. – Георгий Николаевич, вы свободны.

Политик поспешно вышел из кабинета.

– И что дальше? – спросил Влад. – Уговаривать «чистуху» писать будешь?

– Не буду, – нервно произнес Мокроусов. – Уже поздно для чистосердечных признаний.

В кабинете появилось двое сержантов, причем один с автоматом.

– Он. – Следователь указал на Влада. Так говорят «фас».

– Встать. Лицом к стене, руки на стену перед собой, – без особой уверенности выдал сержант, махая автоматом.

– Чего, стрелять в брата-мента станешь? – насмешливо произнес Влад, поднимаясь.

Сержант пробежал руками по одежде Влада. Вытащил из-за пояса пистолет Макарова. Следователь как завороженный смотрел на оружие. Он вдруг представил, что этот здоровяк-опер запросто мог его минуту назад расстрелять.

– Гражданин Столетин, вы задержаны по подозрению в совершении преступления, – оттарабанил Мокроусов, переведя дыхание, как будто его самого задерживали.

– Ты вообще на кого работаешь? – спросил Влад.

– На правосудие.

– Нет, следак. Ты работаешь на бандитов и извращенцев. А это грех большой…

* * *

– Где же ты был, Одиссей, – прошептал Гурьянов.

Одиссей, бороздящий десятилетиями моря, участвовавший в жестоких битвах, набравший груз подвигов, однажды, возвратившись домой, видит, что это уже не его дом. И начинает считать потери.

В возвращении есть какая-то мистика. Гурьянов, возвращаясь раз за разом домой, обнаруживал эти самые потери. Они преследовали его, забирая самое дорогое. А еще, возвращаясь, он оставлял часть души в тех негостеприимных краях, куда кинули его злодейка судьба и приказ руководства.

Сколько он, беспокойный Одиссей, обошел стран. Сколько раз участвовал в боях, где разыгрывались судьбы планеты и ковалась история. Такая работа у начальника оперативно-боевого отдела одного из самых закрытых спецподразделений – отряда «Буран».

Открываешь потаенный ящичек, где хранится твое прошлое. И будто наяву видишь «Томагавки», крушащие жилые районы и военные объекты, заходящие на боевой заход вертолеты «Апач», ощущаешь смерть, витающую над горами.

И видишь самодовольные отъевшиеся рожи сержанта и двух офицеров армии США, один из которых был разведчиком, из-за которого и затевалась акция. Они искренне считали, что весь мир – это большой Голливуд. А агент ЦРУ, воспринимавший поездку с пересечением границы одной южной страны, как сафари, был полным болваном, так же как и его начальники. Посылать «секретоносителя» на такую экскурсию и надеяться, что с ним ничего не случится, – на это способны только янки. Тогда у Гурьянова была информация о времени и месте появления объекта. Штатовцы не успели понять, что произошло, как очутились в крепких руках русских спецов. Насколько знал Гурьянов, именно эта его операция позволила решить России ряд щекотливых проблем.

Вернувшись из той командировки, Одиссей понял, что его очаг остыл. Инга дождалась мужа, а потом спокойно заявила, что уходит.

– Мне все это надоело, – только и сказала она. – Я устала тебя ждать. Устала за тебя бояться. В конце концов, я просто устала.

– Инга, как ты можешь? – промямлил он.

– Ты мне не нужен. И детям не нужен…

Глухая стена непонимания между ними росла кирпичик за кирпичиком все последние годы. Расстались они странно, как чужие люди. Гурьянов, который без труда устанавливал оперативные контакты с людьми любой национальности, мог вызвать на откровение кого угодно, не в состоянии был найти общий язык со своей женой. Она уехала в Питер, к матери, забрав двоих сыновей-близняшек.

Потом опять были заброски в дальние страны, некоторые из которых у всех на слуху, а о других большинство людей даже не слышало. Но там везде велась вечная глобальная игра. Никита и его ребята возвращались с задания, не потеряв ни одного человека, оставляя за собой пожары, посеченные осколками, продырявленные пулями тела врагов.

И вот однажды, вернувшись домой из этого «погружения» – очередного локального ада, где приходилось играть роль то ли ангела небесного, то ли черта с вилами, он услышал на автоответчике настойчивое:

– Никита, ты мне нужен.

Брат очень редко просил его о чем-то. Слишком на многое они смотрели по-разному. Слишком много недоговоренностей, обид накопилось между ними. Каждый плыл по жизни, выбрав свой курс. Но вот только странно получилось в итоге – Никита Гурьянов, выбравший войну, жив. А Константин Гурьянов, стремившийся к богатству, комфорту и спокойствию, пал, изрешеченный пулями.

Ну и что делать тебе, полковник, на пепелище? Что должен предпринять ты, который прошел через ад, когда дорогие тебе люди убиты?

Сразу после расстрела Гурьянов созвонился с председателем совета директоров компании «Амстан» Владимиром Лупаченко.

– Ты не представляешь, какой это удар для меня, – сказал тот. – Костя… Да что говорить. Нам бы встретиться. Думаю, сегодня ты нуждаешься в помощи.

Гурьянов приехал в только что отреставрированный дом в центре Москвы с бронзовой вывеской «Финансово-инвестиционная компания «Амстан». Просторный кабинет был обставлен дорогой итальянской мебелью. Лупаченко, атлетического сложения, седой, уверенный в себе мужчина – типичный «новый русский» старого разлива, крепко пожал гостю руку.

fictionbook.ru